Ветхие или вечные ценности?
Тема массового обветшания жилого фонда в исторических городах России, особенно в средних и малых, в последнее время получила несколько болезненное звучание. Основной вывод напрашивается сам собой – спасти эти застройки уже невозможно в силу чрезмерного физического износа, а посему встает вопрос её замены новой застройкой. Настолько ли трагична ситуация, как кажется на первый взгляд, и что можно сделать, чтобы уменьшить потери? Для начала определимся с понятием «ветхий фонд», оставшимся нам от советского времени. Этим словосочетанием в те времена обозначалась вся старая застройка, здания которой не подлежали капитальному ремонту, их сносили и строили на их месте новые. Отношение к старой застройке как к обреченному фонду можно наблюдать и сегодня, особенно со стороны властей и инвесторов. Это не касается официальных документов, это находится в их сознании, не способном увидеть ценность старой застройки. Проблема в том, что сохранение исторического центра любого города связано с решением целого комплекса проблем, вызванных современным развитием цивилизации. Эти проблемы общие для любой страны, любого города. Эти исторические территории появились несколько веков назад. Естественно, что условия жизни тогда были совершенно другими, не было никаких удобств, привычных современному человеку. И вся проблема исторических застроек, таким образом, заключается в том, что если не обустроить их в соответствии с требованиями цивилизации, то в этих домах, даже самых прекрасных, никто не захочет жить. Вот почему во всех цивилизованных странах исторические центры претерпели инженерную реконструкцию. Таким образом, там было сохранено все самое ценное, и в то же время даже самые старые здания располагают всеми современными удобствами. У нас же никто этим заниматься не желает и процесс совершенно запущен. Центры заброшены, денег на реконструкцию не выделяется. К примеру, прекрасная деревянная застройка центра Томска вся обречена. Действующая в Казани программа «Ветхое жилье» предлагает вариант массового сноса ветхого фонда и строительство новых домов на его месте. Но этот вариант, вероятно, ещё хуже. Нельзя сохранить исторические города, уничтожив исторические застройки. Борьба за отдельные памятники и даже их сохранение ничего не меняет. Москва в этом смысле может служить наглядным примером: частично памятники есть, но город с его самобытностью ушёл. Нам не хватает желания и понимания того, что через некоторые ценности переступать нельзя. Для решения проблемы требуются совместные усилия властей и бизнесменов, а привлечь внимание к этой проблеме пытается общественность и некоторые организации, например Комиссия по сохранению исторической застройки центральной части Москвы. Президиум этой комиссии на заседании у В. И. Ресина, на котором обсуждался проект застройки Лесной улицы, пытался убедить сохранить хоть что-то, хотя бы фасады трех домов в самом начале уцелевших от старой Ямской слободы. Ответ был получен совершенно в духе времени. Дескать, это обойдется слишком дорого, а деньги надо беречь, поскольку они не государственные, а инвесторов. В итоге домики спасти не удалось. Было решено их сносить. Подобное отношение власти к инвестору, который ,естественно, её за это кормит, чревато тем, что исторические территории превращаются в нечто, похожее на нефтяные скважины, которые надо исчерпать до дна и успеть на этом нажиться. Каждый квадратный метр превращается в золотоносную жилу, поэтому понятно стремление инвесторов построить как можно больше на месте исторической застройки. Выгодно это всем – и заказчику, и архитектору, получающему гонорар ( от 30 до 50 долларов) с каждого квадратного метра московской земли, и ,естественно, городским властям. К счастью, имеются примеры несколько иного отношения к историческим территориям городов. Например, в Вологодской области потратили 70 миллионов долларов на реставрацию памятников, и собираются потратить ещё 100 миллионов, и это помимо федеральной программы. Поэтому здесь, при всех потерях, проблема решается с гораздо большим успехом и исторический город сохраняется . Чего не скажешь о Новгороде, который практически исчезает. Даже в ЮНЕСКО отказались ставить его на охрану как город, и он вошел в список всего лишь как комплекс памятников XII – XIV вв. Историческая застройка Великого Новгорода уходит постепенно и безвозвратно. Заповедные новгородские районы застраиваются совершенно невообразимыми особняками. Недавно такой огромный особняк из желтого кирпича построен даже рядом с церковью Спаса Преображения на Ильине улице. И ничего удивительного в этом нет, если учесть, что из трех миллионов долларов, выделенных немцами на реставрационные работы, область потратила восемьдесят тысяч … рублей. И это при том, что Новгородская губерния считается зоной с наиболее благоприятным инвестиционным климатом. Однако сама область от всех этих льгот для бизнеса ничего не получает. В противовес этому печальному примеру можно привести массу позитивных примеров бережного отношения к ценностям культурного наследия. Возьмем не очень богатый (финансово, конечно) город Великий Устюг с едва оформившимся бизнесом Деда Мороза. И здесь существуют проблемы, однако даже невооруженным глазом видно, что город берегут. Приведены в порядок около тридцати храмов, а поскольку музей не в состоянии освоить такие площади, сейчас пытаются отдать их церкви. Или же возьмем город Тотьму. Здесь городской отдел культуры разрабатывает план объединения всего района в единую музейную сеть. А древний Городец в той же Нижегородской области? Там и вовсе совершили, можно сказать, подвиг в масштабе всей страны. К тысячелетнему юбилею города, был прибран и почищен весь центр, все домики стоят выкрашенные, старым зданиям нашли применение, всё работает и служит людям. Всё это стало возможным, потому что проблему решали сообща – здесь объединились власть, музей, охрана памятников и богатые люди. Простой пример, к сожалению, не столь часто наблюдаемый в нашей реальности: один из бизнесменов заказал и подарил музею сотню новых стульев. А то, что в Городце, помимо чисто реставрационных работ, убраны с исторического центра проводы, сделана подземная проводка и на улицах поставлены фонарные столбы в стиле XIX века – просто поразительно и не нуждается в комментариях. В этом же контексте можно привести пример зрелости общественного сознания в Петербурге. Так называемая точечная застройка там вызывает целую волну возмущения и активных действий – как со стороны самой общественности, так и стороны средств массовой информации,- пишутся письма в разные инстанции, вплоть до президента. В Москве это невозможно, во всяком случае, в таком масштабе, так как здесь отсутствует воспитывающая подобное отношение к своей малой родине среда, сохранившаяся в Петербурге. Положение может измениться в лучшую сторону лишь тогда, когда придет осознание того, что культура является такой же составной частью экономического потенциала, как промышленность или финансовый сектор. Другой важный момент в успехе – это понимание бизнесменами того, что вложения в культуру оправдаются. Восприятие собственного города в качестве культурного достояния страны должно воспитывать десятилетиями, как в Санкт-Петербурге. Москва же, по-видимому, просто не может оценить тех ценностей, которыми обладает, именно вследствие отсутствия подобной идеологической закваски. Москве повезло меньше, чем Петербургу. В 1918 году правительство переехало в Москву, и с тех пор все деньги и политические инициативы были в Москве, а посему снос и новое строительство здесь развивалось с большим размахом, нежели в Петербурге, ставшем в отсутствие финансирования провинциальным, но зато сохранившим себя. Однако и Москва приобрела кое-что: вместе с переносом столицы в Москву пришла питерская градостроительная культура: например, до того в Москве не было парадных набережных. Они появились благодаря архитекторам, воспитанным на набережных Петербурга. Другим важным фактором несколько пренебрежительного отношения москвичей к своему архитектурному наследию следует признать степень замены населения. Самоощущение Москвы и москвичей уже претерпело изменения ещё в довоенные 20-30- е годы, в то время как в Петербурге население сменилось после блокады. Но даже тех 20% коренных петербуржцев оказалось достаточно, чтобы дух города не исчез, настолько глубокой здесь была культура ощущения ценности своего города. Москва же сегодня может служить примером (отрицательным, естественно) и предостережением всей стране. Особенно возрастает опасность, если учесть, что московские строительные компании уже протянули свои щупальца и к Петербургу, и если они перенесут сюда свои метолы работы, Питеру угрожает такая же беда, как и Москве, которой уже нет. Утешает лишь то, что молодежь и журналисты в последнее время стали проявлять не только интерес к этой проблеме, но и, кроме того, действовать. Различные акции в защиту того или иного старого здания в исторических района уже привлекают все большее внимание общественности и рядовых граждан. К сожалению, практика определяется вовсе не ими, а другими структурами, и здесь остается надеяться, что со временем количество акций перейдет в качество практических мероприятий. Пройдет какое-то время, и власть, скорее всего, будет вынуждена не просто реагировать на критику отписками, но и предпринимать какие-то действия, помимо попыток приструнить критиков и журналистов. В ЭКОСе (Экспертном общественном консультативном совете при главном архитекторе Москвы) принято решение сделать публично доступной накопленную массу материалов. На сайте, который собираются здесь создать, будут публиковаться все протоколы заседаний ЭКОСа. Польза этого начинания неоспорима. У интересующихся этим вопросом появится возможность узнать не только об успехах совета (когда удавалось остановить зарвавшихся застройщиков), но и о неудачах (когда получившие отрицательные заключения совета проекты все равно реализовывались). То, что со временем руководство Москвы дойдет до осознания непоправимости и ущербности своей политики, не вызывает сомнений. Другое дело, что к тому времени останется от подлинной Москвы... Сравните и почувствуйте разницу: в 1990 году размер ассигнований бюджета только одной РСФСР на реставрацию памятников составлял 300 миллионов рублей! Практически это было 300 миллионов долларов, учитывая, что покупательная способность рубля была равна покупательной способности доллара, а то и выше. А сейчас ассигнования федерального бюджета на реставрацию составляют 15 миллионов долларов — стоимость строительства одного 16-этажного дома. Среди других массовых для страны проблем из этого ряда следует назвать рядовую застройку – то есть дома, которые не представляют собой особой ценности, но в то же время формируют самобытную городскую среду. Например, в Иркутске, обладающем не слишком богатым, но большим деревянным фондом, ситуация сложилась достаточно критическая. Однако там развернулась настоящая борьба за сохранение исторического города. И надо сказать, что там имеются большие шансы на успех, поскольку органы охраны памятников не оставляют местную власть в покое, находят инвесторов или арендаторов, уговаривают их бережно обращаться с историческими зданиями. Мало того, они даже смогли найти общий язык с пожарными, отношение которых к деревянной застройке в основном негативное. Обычные средовые застройки тоже несут определенную функцию. И этот аспект никак нельзя сбрасывать со счетов. К примеру, желание одного миллиардера иметь из окон вид на Кремль привело к тому, что над одним из домов в Ваганьковском переулке был надстроен пентхауз, изуродовавший своими очертаниями силуэт Пашкова дома, вовсе не означает, что эта проблема присуща только Москве. Эта проблема присуща и другим городам, не столь большим, но не менее историческим для собственных жителей. Другое дело, что желание жителей сохранить исторический облик должно сопровождаться стремлением и умением властей производить инженерную реконструкцию старых кварталов. Поскольку проблема всеми своими гранями упирается в вопрос финансирования, надо определиться и с этим аспектом. Все не так уж бесперспективно, если учесть, что доход Москвы от эксплуатации памятников архитектуры составляет около 5 миллиардов рублей в год, причём на реставрацию выделяется всего 100 миллионов. Остальные средства отчисляются в бюджет города. То же самое происходит на уровне федерального бюджета. Почему бы не попробовать оставить все деньги, которые приносят памятники, в этой же сфере? Не лучше бы было перевести исторические здания на баланс органов охраны памятников, сделать их ответственными за использование государственного имущества, а все деньги, полученные от эксплуатации, оставить на их счету? Или вот другой подход к решению проблемы. Приходит инвестор и говорит, что отреставрирует памятник, а взамен просит разрешить построить во дворе новое здание. Конечно, если потребовать, чтобы он компенсацию (новое здание) за реставрацию получил не в этом, а в другом месте, то и инвестор, и город получат меньше доходов, ведь инвестора интересует именно это конкретное место. Но если бы власти несколько ужесточили бы условия, то инвесторы, скорее всего, сумели бы со временем органично вписаться в исторический город, как это происходит в цивилизованных странах. Но власти так же, как инвесторы, заинтересованы в скором получении выгоды. Их мало интересует увеличение своей культурной капитализации и будущие гипотетические доходы от исторических культурных ценностей. Их интересует цена сегодня – здесь и сейчас. Именно поэтому распространение получила нижеследующая примитивная схема, столь уродующая облик городов. Приходит к организации или жильцам инвестор и предлагает организации отремонтировать офис, а жильцам обещает купить новые квартиры. Взамен этого он собирается построить во дворе 3 этажа. Власть, которая охотно дает на это добро, говорит: «Прекрасно. Но нам – еще три этажа!». Инвестор знает, что половину он заведомо должен будет отдать власти, и его аппетиты уже практически невозможно умерить. А все потому, что чиновник в данном случае выступает как заинтересованный субъект рынка, а не как регулятор. Вот почему его больше интересует не вечные ценности исторического наследия, а «ветхость» этой ценности, подразумевающая конкретную цену.
28 июля 2008 г.
. , .