Кузнецкий мост
«Перепись московских дворов» 1620 года сообщает имена домовладельцев на существовавшей и тогда уже улице, соответствующей современному Кузнецкому мосту. Здесь видим двор тверского «архиепископа Пафнутия», княжеские дворы: Засекина, Звенигородского и Мосальского, дворы «патриаршего боярина» Колтовского и какого-то Алексея Теплицкого. Ниже, ближе к Неглинной, живут «пушешные» кузнецы и извозчики: Савельев, Васильев, «Матвей, Тимошка, Мартынка» – без прозвищ и др. Среди них- «Калинка повар», «конской мастер» Киприянко Еремеев и даже князь Федор Оболенский. Предприимчивый «Ивашко Гладин» держит здесь бани, благо - близко река. Одною из характерных особенностей местного землевладения является обилие земель духовного ведомства: Тверское подворье (Кузнецкий мост, 17), подворья суздальского Покровского, суздальского Спаса-Ефимьева и костромского Богоявленского монастырей.
Название улицы происходит от моста через Неглинку, некогда существовавшего здесь на том месте, где Неглинный проезд пересекает Кузнецкий мост. Первоначально здесь был, по-видимому, легкий деревянный мост, а в 1753 году был построен каменный, высоким горбом поднимавшийся над Неглинкой. В конце XVIII века был проект обратить Неглинку в открытый городской канал с прудом на Трубной площади, а у Кузнецкого моста проектировался водоем с водопадами и статуей Екатерины, но эти мечты завершились заточением реки в подземную трубу. По поводу уничтожения моста А. Я. Булгаков писал брату: «Смешно, что будут говорить: пошел на Кузнецкий мост, а его нет, как «зеленой собаки».
Улица Кузнецкий мост стала торговою еще с XVIII века. Первоначально на ней торговали евреи, за ними немцы, а со второй половины XVIII века, после так называемого Троицкого пожара 1737 года. Кузнецкий мост становится московским центром французской торговли и очагом французской культуры, по выражению литератора 1808 года, «святилищем роскоши и моды». В пожар двенадцатого года квартал Кузнецкого моста, охраняемый наполеоновскою гвардией, уцелел и вскоре воскрес для торговли. Уже в 1814 году «Русский вестник» скорбел, что на Кузнецком мосту снова «засело прежнее владычество французских мод», появились вывески с изображением «парижской щеголихи с розою в руке» и «двух полунагих купидонов», особенно неуместных потому, что всякий москвич легко мог представить себе «Кремль, зажженный Наполеоном и французами». Но эти патриотические вопли не были услышаны, и Фамусовым оставалось только словесно громить Кузнецкий мост с его «губителями карманов и сердец», горестно восклицая:
Когда избавит нас творец От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок! И книжных и бисквитных лавок!
Эти старинные лавки 1820-х – 1840-х годов и любопытно вспомнить, проходя по Кузнецкому мосту от Петровки. Первый дом налево, между Петровкой и Неглинным проездом, у бывшего моста, некогда имел террасу вдоль всего фасада, как старинная церковь, стоял на подклете, очевидно защищавшем дом от разливов Неглинки. В этом доме помещалась гостиница «Лейпциг», а затем «Россия», в которой жили обыкновенно артисты итальянской оперы, и модные магазины Шарпатье, Годон и Рисс. Напротив, в здании современного пассажа (бывш. Солодовникова), было еще три модных магазина: Бовар (Мегрон), Камбень, Бурновиль и Флориан, а также торговал кондитер и парфюмер Буис. Так, шестью модными фирмами начиналось московское «святилище роскоши и моды».
За мостом налево, между Неглинным проездом и Рождественкой, в XVIII веке было громадное владение аннинского кабинет-министра А. П. Волынского, перешедшее потом к графу Воронцову, женившемуся на дочери Волынского. Воронцов обратил это владение в цветущий французский сад с прудами, оранжереями, фонтанами, спускавшийся от Рождественки к современному Неглинному проезду. От Воронцова владение перешло к московскому издателю и типографу графу Платону Бекетову, а затем к медико-хирургической академии. Государственный банк (по Неглинному проезду), Наркомюст (Кузнецкий мост). Высшие художественно-технические мастерские (Рождественка) расположены на месте бывшего Волынского двора. Здесь в домах, выходивших на Кузнецкий мост, еще в донаполеоновское время были лавки, наиболее возмущавшие Фамусовых: «А la corbeille", «Au gout Parisien», «Au temple du bon gout» и т. п. Среди кузнецких купчих той поры была «прерыжая и с претензиями» первая любимица московского французского театра m-me Дюпаре. Позднее, в 1826 году, в одном только угловом доме было шесть портновских фирм: Лебур, Жорж Франк, Латрель, Мегрон, Болюс, Мари Арманд и магазин «Le Montagne» m-lle Ришар, а потом n-me Демонси, торговавший кроме мод вином, деликатесами, парфюмерией и даже лампами. В 1829 году здесь поместились ресторан «Яр», впоследствии переехавший в Петровский парк, книжный магазин Готье и некогда гремевший в Москве портной Сатиас, одевавший московских дворянок-щеголих, которые и разорили его дотла неплатежом долгов.
По другую сторону улицы, до Рождественки, в домах № 10, 12, 14, 16 и 18 (стоящих на месте современных домов с указанными номерами.- Сост. продолжалось то же засилие мод, кондитеров (Гуа, Педотти), косметики (знаменитый когда-то Розенштраус в д. № 18), эстампов (Бекерс в д. № 16), бриллиантщиков (Ганц в д. № 16). В угловом доме № 10 была кондитерская француза эмигранта Великой революции – Дубле.
С угла Рождественки, по правой стороне Кузнецкого моста, начиналось громадное владение Салтычихи (д. № 20). Здесь, в глубине двора, стоял в XVIII веке домзастенок этой «мучительницы и душегубицы», замучившей до полутораста крепостных, охраняемый свирепыми караульными и голодными псами. В 1768 году, после суда и заточения Салтычихи в Ивановский монастырь, это залитое кровью русских крестьян владение, переходя из рук в руки, было собственностью двух московских врачей: знаменитого «утрированного филантропа» Ф. П. Гааза, а позднее – не менее известного в Москве Захарьина. Так, из рук жестокой помещицы, истязавшей крепостных, это владение перешло к Гаазу – заступнику угнетенных, к человеку, жизненным девизом которого было: «Спешите делать добро» (Гаазу поставлен в Москве памятник во дворе Александровской больницы в Казенном пер., на Покровке). В этих домах был магазин оптики Кони, занимавшегося дисконтом векселей (дисконт векселей – учет векселей банками или частными лицами с вычетом процента за неистекшее до срока время.- Сост.) и впоследствии кончившего банкротством вследствие неудачных спекуляций с железом. В соседних домах № 22 и 24 в 1829 году жил единственный кузнец на Кузнецком мосту – Мек и знаменитый русский скульптор И. П. Мартос. По другой стороне улицы, в домах № 15-21 (стоявших на месте существующих ныне под этими номерами домов, за исключением дома № 17.-Сост.), торговали: «галантерейщик» Стандфильд, парфюмер Жамбонье, мраморщик Кампиони и семь модных фирм (из них только одна русская – Григорьева).
Французский характер торговли на Кузнецком мосту удерживался довольно долго. В 1840-х годах находим здесь магазин мод: Ревелье, Дабо, Ланген, Латрель, Матиас, Лебур, Леруа, Лион-младший, Лангле, Менне и Кленина; портных: Лютена, Оттена, Каспера, Пьера, Шуберта, Винтерфелъдта, Зантфлебена и Шетнева; парикмахеров: Марку, Жан-Луи Дене, Галисе, Лангле, Луи Шамбрун (и «г-жа Луи Шамбрун, прачка из Парижа») и Тимофеева.
Эпохою расцвета Кузнецкого моста как центра торговли заграничными товарами были, однако, двадцатые годы. В 1821 году громадный успех имела здесь панорама Парижа, восхищавшая москвичей и привлекавшая столько посетителей, что предприниматели собирали по 2 тысячи в неделю.
В первой половине прошлого века на Кузнецком мосту в утренние часы можно было наблюдать самое необыкновенное зрелище: вереницу изящно одетых дам и кавалеров, подметавших улицу под надзором полицейских. Эти «дворники поневоле» являлись нарушителями полицейских правил и должны были подметать улицу в качестве карательной меры. Для большей чувствительности наказания полиция заставляла модников мести именно московскую улицу мод. Вокруг великосветских «дворничих» увивались обыкновенно с конфетами и цветами их кавалеры.
Кузнецкий мост замыкается Введенскою церковью на Лубянке, построенной первоначально самим Алевизом в 1514 году. Современное здание относится, однако, к половине XVIII века. При освобождении Москвы от поляков раненный Пожарский командовал с паперти этой церкви штурмом Кремля. Против этой церкви, там, где теперь дом ГПУ (Большая Лубянка, 12), стояли хоромы Пожарского. Впоследствии здесь помещалась 3-я мужская гимназия, директором которой был в 1840-х годах математик Погорельский, с особым наслаждением подвергавший учеников телесным наказаниям и собственноручно принимавший участие в экзекуциях.
Немного выше, по Лубянке, перестроенный впоследствии дом № 14 принадлежал в 1812 году Ростопчину, и именно здесь был растерзан озверелою толпою несчастный Верещагин, принесенный Ростопчиным в жертву в целях самосохранения: пока толпа расправлялась с жертвой, Ростопчин уехал с заднего крыльца по Малой Лубянке. После Ростопчина в доме жила Орлова-Давыдова (впоследствии московская обер-полицмейстерша Лужина), а в шестидесятых годах – заводчик Шипов, удивлявший москвичей балами широкого екатерининского размаха.
11 февраля 2019 г.
. , .