Садовая – Покровка
За этим мостом направо санаторий «Высокие горы» (№ 53) – одна из жемчужин московского зодчества XIX века – дом и сад (бывш. Найденовых), созданные Жилярди. Это городская усадьба, новый тип другой такой же усадьбы Москвы – Румянцевского музея, это вторая итальянская вилла, каким-то волшебством перенесенная на берега грязной и узкой Яузы. Густо разрослись деревья сада, разбитого по плану того же Жилярди, и за ними прячутся чарующие архитектурные замыслы. Самый дом выходит фасадом на Садовую и не поражает с первого взгляда. Его близость к зданию Опекунского совета того же мастера была уже отмечена в литературе, но найденовский дом несравненно музыкальнее, скульптурнее. Единая, по существу, архитектурная концепция в одном случае торжественна, официальна, строга, в другом - нарядна, гостеприимна, интимна. Но совершенно исключителен по замыслу пологий спуск из второго этажа дома в сад, обставленный по бокам вазами с цветами и завершающийся двумя львами. Этот боковой фасад дома задуман и обработан как самостоятельное архитектурное сооружение, и по общим формам в нем нетрудно угадать мастера знаменитого Конного двора в подмеска иных Кузьминках. В рамке из пиний и кипарисов, на фоне лиловеющего южного неба, среди цветущих магнолий н роз, а не в окружении московской зелени хотелось бы видеть этот чудесный уголок Италии, по счастью устоявший без искажений в столь роковых для многих памятников «реставрациях».
Замечателен на склонах парка и ансамбль из Чайного павильона и двух круглых беседок, дышащих какою-то одухотворенностью, античною радостью бытия. Если про античные статуи говорят нередко, что их мрамор живет, то здесь дышит и поет прозаический кирпич под забеленною штукатуркой; здесь зодчество становится скульптурой, не знающей парадных, фасадных, и непарадных частей: павильон и беседки, как статуи, равно красивы со всех сторон, а общую концепцию бокового паркового входа в большой дом можно сравнивать с каким-нибудь барельефом. В орнаментальных декорациях, в узорах решеток – всюду встречаются характерные для Жилярди любимые им лебеди и лиры, в извивах которых повторяются те же линии лебединой шеи. И самое зодчество Жилярди – лебединая песнь стиля империи, последнее его слово, высочайшее достижение.
В литературе указывается, что Жилярди строил эту виллу в 1820-х годах для князей Гагариных. Но в тех же двадцатых годах доя принадлежал московским богачам чаеторговцам братьям Усачевым, и над пилонами ворот в узоры кронштейнов для фонарей вплетены начальные буквы фамилии владельцев.
Немного дальше этой усадьбы, налево, отделяется улица Воронцово поле с Ильинскою церковью, несмотря на сильные перестройки сохранившей два маленьких чисто декоративных шатра на крыше храма 1665 года, интересных как последние, быть может, отголоски тех мощных шатров, которыми крылись древние храмы Севера.
За соседним Курско-Нижегородским вокзалом Садовая приводит вскоре к Покровке.
На углу Покровки возвышается величественный храм Иоанна Предтечи конца XVIII века [218]. На той же стороне улицы, на месте владения №40, стоял дом П. П. Свиньина [219], которого измайловский «Благонамеренный» характеризовал энергичным стихом: «Павлушка – медный лоб (приличное прозванье)». Дочери владельца очень были огорчены своею неприятною фамилией и просили дьякона Иоанновской церкви предупреждать их накануне, когда в Церкви за обедней будет читаться евангельский текст об изгнании бесов и водворении их в стадо свиней. В эти воскресения Свиньины являлись в церковь только после чтения евангелия. По Москве ходила молва, будто в доме Свиньиных, никогда не подавалось на стол свинины, «так они боялись намека на свою фамилию».
П. П. Свиньин не был бы москвичом, если бы не был хлебосолом. Он принимал как-то в своем доме знаменитую артистку Рашель и памятником этого посещения осталось особое блюдо – раки, сваренные в шампанском,- «а lа Рашель». Другой памятник этого посещения хранился в богатой коллекции Свиньина. На камине стояла мраморная статуя, в руку которой Рашель положила для шутки яблоко. Это яблоко так и осталось в руках статуи до самой смерти Свиньина. Много было у него и других редкостей. В особом булевском шкафу хранились непристойные картины Буше или Фрагонара, как уверяли знатоки. На эти картины находилось немало покупателей, и в их числе посол Наполеона III граф де Мерин, по Свиньин так и не продал их. Была в свиньинском кабинете какая-то зеленая ваза, которую будто бы торговал сам Ротшильд. После смерти Свиньина некоторые вещи из его коллекций продавались у московских антикваров.
13 февраля 2019 г.
. , .